Неточные совпадения
А счастье было так возможно,
Так близко!.. Но
судьба моя
Уж решена. Неосторожно,
Быть может, поступила я:
Меня с слезами заклинаний
Молила мать; для бедной Тани
Все были жребии равны…
Я вышла замуж. Вы должны,
Я вас
прошу, меня оставить;
Я знаю: в вашем сердце есть
И гордость, и прямая честь.
Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна».
Узнав про то, Булыжник развозился,
Блестящею
судьбой Алмаза он прельстился
И, видя мужика, его он
просит так:
«Пожалуйста, земляк,
Возьми меня в столицу ты с собою!
Даром ничто не дается.
СудьбаЖертв искупительных
просит.
— Аркадий Макарович, мы оба, я и благодетель мой, князь Николай Иванович, приютились у вас. Я считаю, что мы приехали к вам, к вам одному, и оба
просим у вас убежища. Вспомните, что почти вся
судьба этого святого, этого благороднейшего и обиженного человека в руках ваших… Мы ждем решения от вашего правдивого сердца!
— Он
просил меня пожертвовать своей
судьбой его счастию, а впрочем, не
просил по-настоящему: это все довольно молчаливо обделалось, я только в глазах его все прочитала. Ах, Боже мой, да чего же больше: ведь ездил же он в Кенигсберг, к вашей матушке, проситься у ней жениться на падчерице madame Ахмаковой? Ведь это очень сходно с тем, что он избрал меня вчера своим уполномоченным и конфидентом.
Твой чиновник врал мне Бог знает что; но тебя не было, и я ушел, даже забыв
попросить передать тебе, чтоб ты немедля ко мне прибежал — и что же? я все-таки шел в непоколебимой уверенности, что
судьба не может не послать тебя теперь, когда ты мне всего нужнее, и вот ты первый и встречаешься!
— Ах, да! Так вы не забудете, не забудете, о чем я вас
просила? Тут
судьба,
судьба!
Какая-то барыня держала у себя горничную, не имея на нее никаких документов, горничная
просила разобрать ее права на вольность. Мой предшественник благоразумно придумал до решения дела оставить ее у помещицы в полном повиновении. Мне следовало подписать; я обратился к губернатору и заметил ему, что незавидна будет
судьба девушки у ее барыни после того, как она подавала на нее просьбу.
Между тем все приготовил к моему возвращению. 2 октября в час пополудни сел в тарантас с Батеньковым и Лебедем. Они меня проводили до Самолета. Татьяна Александровна, прощаясь со мной,
просила меня сказать тебе, что утешается мечтой к Новому году быть у тебя в Марьине. Не знаю почему — они все говорят мне о тебе. Видно, что-нибудь значит. [То есть декабристы понимали, что Пущин и Фонвизина скоро соединят свои
судьбы.]
Да, слезы о бедной Нелли, хотя я в то же время чувствовал непримиримое негодование: она не от нужды
просила; она была не брошенная, не оставленная кем-нибудь на произвол
судьбы; бежала не от жестоких притеснителей, а от друзей своих, которые ее любили и лелеяли.
— Я доставляю, — продолжал тот, — проходит месяц… другой, третий… Я, конечно, беспокоюсь о
судьбе моего произведения… езжу, спрашиваю… Мне сначала ничего не отвечали, потом стали сухо принимать, так что я вынужден был написать письмо, в котором
просил решительного ответа. Мне на это отвечают, что «Ермак» мой может быть напечатан, но только с значительными сокращениями и пропусками.
— Подавали ему надежду, вероятно, вы, а не я, и я вас
прошу не беспокоиться о моей
судьбе и избавить меня от ваших сватаний за кого бы то ни было, — проговорила она взволнованным голосом и проворно ушла.
—
Судьбу свою услыхать, Николай Всеволодович. Милости
просим.
— Ах, детки, детки! — говорит он, — и жаль вас, и хотелось бы приласкать да приголубить вас, да, видно, нечего делать — не
судьба! Сами вы от родителей бежите, свои у вас завелись друзья-приятели, которые дороже для вас и отца с матерью. Ну, и нечего делать! Подумаешь-подумаешь — и покоришься. Люди вы молодые, а молодому, известно, приятнее с молодым побыть, чем со стариком ворчуном! Вот и смиряешь себя, и не ропщешь; только и
просишь отца небесного: твори, Господи, волю свою!
Он не многословил в объяснениях, а отдал кому следовало все, чем мог располагать, и жалостно
просил исхлопотать отцу Туберозову немедленно разрешение. Но хлопоты не увенчались успехом: начальство на сей раз показало, что оно вполне обладает тем, в чем ему у нас так часто любят отказывать. Оно показало, что обладает характером, и решило, что все определенное Туберозову должно с ним совершиться, как должно совершиться все определенное высшими
судьбами.
Она просто, ясно, без всякого преувеличения, описала постоянную и горячую любовь Алексея Степаныча, давно известную всему городу (конечно, и Софье Николавне); с родственным участием говорила о прекрасном характере, доброте и редкой скромности жениха; справедливо и точно рассказала про его настоящее и будущее состояние; рассказала правду про всё его семейство и не забыла прибавить, что вчера Алексей Степанович получил чрез письмо полное согласие и благословение родителей искать руки достойнейшей и всеми уважаемой Софьи Николавны; что сам он от волнения, ожидания ответа родителей и несказанной любви занемог лихорадкой, но, не имея сил откладывать решение своей
судьбы,
просил ее, как родственницу и знакомую с Софьей Николавной даму, узнать: угодно ли, не противно ли будет ей, чтобы Алексей Степаныч сделал формальное предложение Николаю Федоровичу.
Императрица велела спросить у вдовы покойного, чего она, собственно, для себя желала; супруга Бибикова
просила обеспечить
судьбу одного из родственников ее мужа, служившего под его начальством.
А… а все-таки, должен вам сознаться, что ночь после этого провел прескверно и в перерывчатом сне видел льва. Что бы это такое значило? Посылал к хозяину гостиницы
попросить, нет ли сонника? Но хозяйская дочка даже обиделась и отвечала, что «она такими глупостями не занимается». Решительно нет никакой надежды предусмотреть свою
судьбу, — и я поехал лицом к лицу открывать что сей сон обозначает?
И не об этом ли непреложном решении
судьбы думают они теперь, отвешивая низкие поклоны и встряхивая русыми кудрями, в то время когда хор
просит богородицу спасти от бед рабы своя…
Он думал: вот —
судьба ломала, тискала его, сунула в тяжёлый грех, смутила душу, а теперь как будто прощенья у него
просит, улыбается, угождает ему… Теперь пред ним открыта свободная дорога в чистый угол жизни, где он будет жить один и умиротворит свою душу. Мысли кружились в его голове весёлым хороводом, вливая в сердце неведомую Илье до этой поры уверенность.
Орлов брезгливо отбрасывал от себя женские тряпки, детей, кухню, медные кастрюли, а я подбирал все это и бережно лелеял в своих мечтах, любил,
просил у
судьбы, и мне грезились жена, детская, тропинки в саду, домик…
— Именно. Я этого никак не ожидала, и вы меня, пожалуйста, простите, — проговорила она серьезно и протянула ручку. — Сама
судьба хотела, чтоб я
просила у вас извинения за мою ветреность, и я его
прошу у вас.
— Что ж ни при чем? Вам тогда надобно будет немножко побольше характеру показать!.. Идти к князю на дом, что ли, и
просить его, чтобы он обеспечил
судьбу внука. Он вашу просьбу должен в этом случае понять и оценить, и теперь, как ему будет угодно — деньгами ли выдать или вексель. Только на чье имя? На имя младенца делать глупо: умер он, — Елене Николаевне одни только проценты пойдут; на имя ее — она не желает того, значит, прямо вам: умрете вы, не кому же достанется, как им!..
Но не в этом дело. Я только
прошу снизойти к моей слабости и понять, что оторвать от кафедры и учеников человека, которого
судьбы костного мозга интересуют больше, чем конечная цель мироздания, равносильно тому, если бы его взяли да и заколотили в гроб, не дожидаясь, пока он умрет.
— Не твоё дело. Три раза — не дашь, а в четвёртый — разреши, и тут она тебя трижды поцелует, а полтинники ты дай ей, скажи: дарю тебе, раба моя,
судьба моя! Помни! Ну, разденешься и ляг спиной к ней, а она тебя
просить будет: пусти ночевать! Так ты — молчи, только в третий раз протяни ей руку, — понял? Ну, потом…
К тому же гость
просил покровительства, гость плакал, гость
судьбу обвинял, казался таким незатейливым, без злобы и хитростей, жалким, ничтожным и, кажется, сам теперь совестился, хотя, может быть, и в другом отношении, странным сходством лица своего с хозяйским лицом.
Я
прошу позволения у читателей рассказать
судьбу этого ястреба: он был чисто-рябый, то есть светло-серый, и так тяжел, что и сильный человек не мог его долго носить на руке.
Она жаловалась ему на
судьбу свою, рассказывала свои страдания,
просила защиты и участия, и в то же время какое-то тайное предчувствие говорило ей, что она рано или поздно встретит этого человека, — и вдруг это предчувствие сбылось в самом деле.
— По крайней мере позвольте мне участвовать в вашей
судьбе, облегчать ваше горе, и за все это
прошу у вас ласки, не больше ласки: позвольте целовать мне вашу ручку. Не правда ли, вы будете меня любить? Ах, если бы вы в сотую долю любили меня, как я вас! Дайте мне вашу ручку. — И он почти силой взял ее руку и начал целовать.
Митя. Наше почтение-c! Милости
просим!.. Какими
судьбами?..
Француз, разумеется, не замедлил согласиться и, предоставя о будущем заботиться своей
судьбе, приехал и поселился весьма комфортабельно в нижнем этаже дома своей покровительницы,
прося ее беспрестанно занять где-нибудь, хотя напрокат, сынка или дочку, которых бы он, по его словам, удивительно воспитал.
— Маша, — заговорил он тихим, взволнованным голосом. — Это не шутки то, что мы делаем теперь. Теперь решается наша
судьба. Я
прошу тебя ничего не отвечать мне и выслушать. За что ты хочешь мучить меня?
— Здравствуйте! Вот уж, ей-богу, неожиданный гость… совсем нечаянный… сначала не поверил, ей-богу, не поверил, какими, думаю,
судьбами? А если… очень рад,
прошу покорнейше садиться, — говорил Иван Кузьмич, садясь.
Возвратившись домой, я целое утро провел в раздумье, ездил потом к Курдюмову, чтобы растолковать, какое зло принес он любимой им женщине, и прямо
просить его уехать из Москвы, заезжал к Надине растолковать ее ошибку, но обоих не застал дома, или меня не приняли, а между тем
судьба готовила новый удар бедной Лиде.
К этим-то людям — к Свиридовой и к ее мужу — я и решил обратиться с просьбой о моем неуклюжем приятеле. Когда я приехал
просить за него, Александра Ивановича, по обыкновению, не было дома; я застал одну Настасью Петровну и рассказал ей, какого мне
судьба послала малолетка. Через два дня я отвез к Свиридовым моего Овцебыка, а через неделю поехал к ним снова проститься.
Вы называете фамилию, которая вовсе неизвестна; но любезнику она как будто знакома; она знал того-то, знал такую-то, носивших такое имя. Он выказывает душевное сожаление, что
судьба, так сказать, лишает его счастия продолжать путь с таким милым, любезным, приятным соседом; но он надеется… надеется, что… гм! гм!.. и
просит убедительно о продолжении знакомства.
Дарья Ивановна. Может быть; но оставим это,
прошу вас. До иных ран, даже когда они и зажили, всё больно дотрогиваться. Притом же я совершенно примирилась с своей
судьбой, живу одна в своем темном уголку; и если б ваш приезд не пробудил во мне многих воспоминаний, мне бы всё это и в голову не пришло. Я бы, по крайней мере, об этом никогда не заговорила. Мне и так совестно, что я, вместо того чтоб занять вас по мере возможности…
Но вот опять все пред ней преклоняются, горько плачут, слезно
просят, отверзла бы уста, наполнилась духом и прорекла «общую
судьбу» кораблю.
Артур
попросил у Блаухер бумаги и, сев на стол, написал Пельцеру письмо. Он написал, что завещание получено и что желательно было бы знать, какая
судьба постигла те деньги, которые получались до сих пор с имения, завещанного ему матерью? Письмо было отдано фрау Блаухер, которая на другой день и отослала его на почтовую станцию. Через неделю был получен от Пельцера ответ. Ответ был довольно странный и загадочный: «Ничего я не знаю, — писал Пельцер. — Не знаю ни завещания, ни денег. Оставьте нас в покое…»
Запершись в купе второго класса, он лег на софу лицом вниз и доехал в таком положении вплоть до самой Вены. В Вене
судьба подставила ему другую ножку. Приехав домой, он не застал жены дома. Его горячо любимая жена, во время его отсутствия, бежала к любовнику…Она оставила письмо, в котором
просила прощения. Артур был поражен этой изменой, как громом…
Предпочтение, которое Катерина Астафьевна оказывала в эту пору разговорам с генералом, подвигнуло и его принять участие в заботах о
судьбе новобрачных, и Иван Демьянович, вытребовав к себе в одно прекрасное утро майоршу, сообщил ей, что один петербургский генерал, именно тот самый, у которого Глафира искала защиты от Горданова, Кишенского и компании, купил в их губернии прекрасное имение и по знакомству с Иваном Демьяновичем
просил его рекомендовать из местных людей основательного и честного человека и поставить его немедленно в том имении управителем.
В этом письме злополучная Espérance, в которой Горданов отгадал брата Ларисы, жаловалась безжалостному Павлу Николаевичу на преследующую ее роковую
судьбу и
просила его «во имя их прежних отношений» прислать ей денег на имя общего их знакомого Joseph W. Горданов прочел это письмо и бросил его без всякого внимания.
— Да, в теперешнем вашем положении это совсем не годится. Ну, вы его зато более и не увидите. А во всем остальном
прошу вас не того… не возмущаться. Что делать,
судьба! помните, как это говорит прекрасная Елена: «
Судьба!»
О
судьбе рассказа я
просил Гайдебурова известить меня до отъезда моего из Тулы, чтобы можно было при проезде через Петербург лично повидаться с Гайдебуровым, в случае, если потребуются в рассказе изменения или сокращения: очень больно помнилась мне расправа, учиненная редакцией над моим первым рассказом.
— А когда увидишь генеральшу Жеребчикову, то не смейся над ней, голубчик! Она такая несчастная! Если она постоянно плачет и заговаривается, то это оттого, что ее обобрал граф Дерзай-Чертовщинов. Она будет жаловаться на свою
судьбу и
попросит у тебя взаймы; но ты… тово… не давай… Хорошо бы, если б она на себя потратила, а то всё равно графу отдаст!
— После всего, что здесь произошло, вы с-с-свободны! — говорит он Феде, с достоинством закидывая назад голову. — Я больше в ваше воспитание не вмешиваюсь. Умываю руки!
Прошу извинения, что, искренно, как отец, желая вам добра, обеспокоил вас и ваших руководительниц. Вместе с тем раз навсегда слагаю с себя ответственность за вашу
судьбу…
«Я, кажется, сказал вам в начале письма, что не писал бы к вам так скоро после свидания нашего, если бы не
просила меня об этом убедительно одна несчастная женщина, которой имя узнаете из содержания этого письма и в
судьбе которой, как она мне изъяснила, вы принимаете такое же искреннее, живое участие, как и в
судьбе моей воспитанницы.
— Твой поступок был, конечно, нехорош, но
судьба достаточно тебя покарала… Если кто из нас виноват, то, конечно, я… Мария, дорогая моя доченька, твой отец был безжалостен к тебе, имей теперь жалость ко мне. Маня, на краю могилы,
прошу тебя простить твоего преступного отца…
Уж ежели, говорю ему, нас с вами
судьба обидела горько, то нечего у ней милости
просить и кланяться ей в ножки, а надо пренебрегать и смеяться над ней.
— Человек я одинокий и в здешнем городе никого не знаю. Куда я пойду и к кому обращусь, если для меня все люди в неизвестности? Вот почему Семен Иванович посоветовал мне обратиться к такой особе, которая специалистка по этой части и в рассуждении счастья людей имеет свою профессию. А потому я убедительнейше
прошу вас, Любовь Григорьевна, устроить мою
судьбу при вашем содействии. Вы в городе знаете всех невест, и вам легко меня приспособить.